Б. ПОЛИТИЧЕСКАЯ ОБСТАНОВКА

Во время моего пребывания среди туркмен меня больше всего поразило то, что я не нашел никого, кто бы хотел командовать, и ни одного человека, который хотел бы повиноваться. Сам туркмен обычно так говорит о себе: ”Биз бибаш халк боламыз” (”Мы - народ без главаря”), ”да нам никого и не надо, мы все равны, у нас каждый - король”. В политических институтах всех прочих номадов можно найти какие-то следы правления, в лице аксакала у тюрок, риш-сефида у персов, шейха у арабов; у туркмен нет ничего подобного. В племенах есть, правда, свои аксакалы, которых в какой-то мере почитают, но их любят и терпят до тех пор, пока они не пытаются проявить свое превосходство какими-то приказами или чрезмерным важничаньем. Читатель непременно спросит, как же могут эти известные разбойники, чья жестокость не знает границ, жить вместе, не уничтожая друг друга. Да, это удивительно, но еще более удивит читателя то, что, несмотря на кажущуюся анархию, несмотря на всю дикость, у них - пока они не объявят вражду всенародно, - меньше разбоя и убийств, меньше несправедливости и безнравственности, чем у других азиатских народов, социальные условия которых покоятся на базе исламской цивилизации. Жителями пустыни управляет часто даже тиранящий их древний и могущественный властелин, невидимый, но отчетливо проявляющий себя в слове ”деб”(обычай, нравы, устои) (”Деб” (у киргизов ”тере”) - слово арабского происхождения и восходит к слову ”эдеб” (”нравственность”)). Туркмены строжайшим образом соблюдают все, что предписывает деб, и питают отвращение ко всему, что он запрещает. Наряду с дебом можно было бы упомянуть и религию, сказывающуюся при определенных обстоятельствах, однако она далеко не имеет того влияния, которое ей приписывают, хотя и заимствована из фанатичной Бухары. Повсеместно распространено мнение, что туркмен грабит и продает перса из-за того, что тот принадлежит к ненавистной шиитской секте. Однако это глубокое заблуждение, и я твердо убежден, что туркмен не отказался бы удовлетворить свою жажду разбоя, который разрешается дебом, если бы вместо персов его соседями были сунниты-турки. И ведь он часто подтверждает это, нападая на суннитские Афганистан, Меймене, Хиву и даже на Бухару. Впоследствии собственный опыт убедил нас в том, что большая часть рабов в Средней Азии принадлежит к суннитам. Однажды я спросил разбойника, известного своей набожностью, как это он может продавать в рабство своего брата-суннита, ведь пророк повелел: ”Кулли муслим хурр”, т.е. ”каждый мусульманин свободен”. ”Эх, - отвечал туркмен с полнейшим равнодушием, - Коран - божья книга и, конечно, намного благороднее человека, а ее продают и покупают за несколько кранов. Так чего же ты хочешь? Иосиф сын Якуба был пророком, а его тоже продали. Разве он стал хуже от этого?”

Примечательно, что деб очень мало пострадал в восьмисотлетней борьбе с религией, так как многие запрещенные исламом обычаи, против которых борются муллы, продолжают жить в своей первозданности, и ислам не только у туркмен, но и у других номадов Средней Азии изменил лишь внешнюю форму старой религии.Чем прежде были солнце, огонь и другие явления природы, тем теперь стали Аллах и Мухаммед, но в глубине души кочевник все тот же, что и 2000 лет назад, и его характер может перемениться только тогда, когда он заменит свою легкую юрту прочным домом, построенным тяжким трудом, т.е. когда он перестанет быть кочевником.

Возвращаясь к влиянию аксакалов, заметим, что, хотя они в общем и представляют соответствующее племя в сношениях с чужеземцами, если имеют дело с Персией, Россией или другими туркменскими племенами, они не являются уполномоченными посланниками. Насколько они бессильны, не раз имели возможность узнать Россия и Персия, старавшиеся с большими издержками привлечь на свою сторону аксакалов, чтобы прекратить грабежи и разбой, но до сих пор не достигшие заметного успеха. Муллы пользуются большим уважением, но не потому, что они представляют ислам, а из-за уважения ко всему религиозному, следовательно, и к мистическому, перед чем суеверные номады испытывают страх. Впрочем, муллы, получившие образование в Хиве и Бухаре, - хитрый народ: они появляются, окружив себя ореолом святости, а затем, набив кошельки, уезжают.

В основе социальных связей лежит прочная спаянность как отдельных подразделений, так и всего племени. Каждый туркмен, даже 4-летний ребенок, знает, к какому таифе и тире он принадлежит, и с гордостью говорит о могуществе и численности своего клана, так как это, действительно, то оружие, которое защищает его от произвола других. Если же обида нанесена какому-либо члену племени, все племя должно требовать удовлетворения.

Что касается отношений йомутов к соседним племенам, то я нашел, что они живут в непримиримой старинной вражде с гёкленами. С теке они пытались заключить мир как раз в то время, когда мы были в Этреке, что было счастливой случайностью для нас, путешественников, однако, как я услышал впоследствии, мир не был заключен; и то, что эти в высшей степени воинственные племена не имеют возможности объединиться, - великое счастье для персов. Персы, особенно жители Мазендарана, Хорасана и Систана, постоянно подвергаются разбойничьим набегам отдельных племен, и объединение теке и йомутов привело бы к нескончаемым бедам. Неизменное военное счастье вскружило туркмену голову, и он лишь посмеивается в кулак, когда эта страна угрожает ему или высылает свою армию.

Иначе обстоят дела с Россией. Могущества русских йомуты побаиваются, хотя знают о нем только по небольшому гарнизону Ашуры. Мне говорили, что года 4 назад русские вопреки всем договорам, заключенным с Персией, напали на Гёмюштепе, причем солдат было всего 120; туркмены, численность кото… Продолжение »